Великий поэт Иосиф Бродский в своей знаменитой лекции, прочитанной в 1987 году на церемонии вручения ему Нобелевской премии, говорил:
«В качестве собеседника книга более надежна, чем приятель или возлюбленная. Роман или стихотворение — не монолог, но разговор писателя с читателем…» Так же и кино — это интимное пространство для общения режиссера и зрителя, автора и его героя. Картину Андрея Хржановского «Полторы комнаты, или сентиментальное путешествие на родину» можно уподобить прекрасной компании друзей, близких, родных людей, с которыми хочется говорить снова и снова.
Сегодня Андрей Юрьевич Хржановский, мастер отечественного кинематографа, Заслуженный деятель искусств России — гость журнала «Ролан».
- Как складывался замысел вашей картины?- Замысел картины складывался долго. Фильм в общей сложности делался около десяти лет и собирался по крупицам, по элементам. Проза Бродского и, прежде всего, его эссе «Полторы комнаты», были первотолчком, первопричиной, но, как в таких случаях бывает, одновременно из самых неожиданных мест начали стекаться ручейки, которые, сливаясь, образовали целый информационный поток. Чуть раньше с радостью и удивлением я открыл для себя рисунки Бродского. Сначала я сделал пробную картину, фильм-пилот «Полтора кота», где попробовал совмещение разных техник кино — мне нужно было увидеть, насколько это будет органично в рассказе такого рода.
- Вы позволили себе драматургическую фантазию — привели Бродского не в 90-е годы, а в 2000-е. Вам хотелось, чтобы он сегодня побывал в своем городе?читать дальше- Интонация Булата Шалвовича «А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеевичем поужинать в «Яр» заскочить хоть на четверть часа…», она подспудно присутствовала и в моем внутреннем общении с Бродским. В своем мысленном диалоге с тем же Пушкиным Маяковский предположил, что у них «в запасе вечность». Я думаю, что 90-е годы или годы нового века, они в перспективе вечности не имеют принципиального отличия. Бродский предвидел: «Век скоро кончится, но раньше кончусь я». И главное, что я хотел бы сказать, с чего начинаю и заканчиваю все беседы о фильме, я не хотел бы, чтобы эту картину воспринимали как биографию Бродского, его портрет. «Полторы комнаты» — это рассказ о времени, которое проходит сквозь нас, о нас, которые проходим сквозь время, о семье, о вечных ценностях, о становлении личности, о развитии ее от детских лет до зрелых. В конце концов, рассказ о жизни и смерти.
- Когда я смотрела фильм, то ловила себя на мысли, что все время думаю о своих родителях, уже ушедших из этой жизни — о маме, которую я безумно любила, об отце, которого я никогда не видела, потому что он эмигрировал в то же время, что и Бродский, за полгода до моего рождения, а умер в 92-м… Когда в финале картины появился титр «Посвящается нашим родителям», оказалась, что я не ошиблась…
- Когда я приглашал Алису Бруновну Фрейндлих и Сергея Юрьевича Юрского на роли матери и отца поэта, я так им и объяснял, что это фильм не о Бродском, а скорее, о его родителях.
- Готовясь к работе над фильмом, вы знали, что в картине будут играть именно эти артисты?
- Я очень скоро это понял. И хотя я все время говорю, что эта картина не о Бродском, с другой стороны для меня было принципиально важно снимать артиста внешне достаточно похожего на поэта, снимать в ролях его родителей людей, которые также очень похожи на Марию Моисеевну и Александра Ивановича Бродских. Фокус, противоречие, некое объективное свойство этой картины заключается в том, что здесь совмещены пласт чисто документальный и пласт вымысла, правда и мистификация составляют некое неразрывное целое. Этот прием, который мы знаем по литературе, я попробовал использовать и в кинематографе, где я знаю не так уж много подобных примеров (не говоря о гениальном фильме Вуди Алена «Зелиг»).
По нашему с Юрием Николаевичем Арабовым, которому я невероятно благодарен за то, что он откликнулся на мою просьбу участвовать в этой работе, замыслу так и предполагалось, что «Полторы комнаты» — это фильм-сказка. «Ироническая сказка» — так мы пытались определить жанр картины, где мы пускаемся в воображаемое путешествие, которое насыщено реальными историями. По ходу вымышленного путешествия поэт вспоминает свою жизнь, и эти воспоминания основаны на документальных свидетельствах, в том числе и на неопубликованных. В картину вошли, например, эпизоды по заметкам Бродского, которые я читал в рукописном отделе Публичной библиотеки, в частности истории о жизни в эвакуации, воспоминания о том, как его мама работала в лагере для военнопленных, как они переплывали Шексну...
- Река в фильме — как элемент сказки, как водораздел между мирами, еще одно свидетельство о Вечности. «Если бы мир считался жанром, — писал Бродский, — его главным стилистическим приемом служила бы, несомненно, вода… Мысль в своем движении подражает воде»…
- Это его любимая фактура. В фильме «Полтора кота» процитирована мысль Бродского: «Вода — это образ времени». Тут еще важно то, что фильм этот сложно построен: каждый отдельный кадр — уж не говоря про эпизод — является опорой для мостика, который перебрасывается в другое место фильма. Эпизод в начале фильма, например, сцена завтрака, с этим семейным мяуканьем, с руками, которые проверяет мама — мыты ли они, находит отражение в финале. И так буквально с каждым кадром. В этом фильме использовано полифоническое построение, имеющее определенные аналоги с некими музыкальными формами. Если зрители смогут на это настроиться, то спасибо им и радость мне.
Трудность и радость в создании этого фильма были огромными. Трудность была не только в сложном сочетании разных видов кино. В техническом плане можно констатировать, что в картине есть кино игровое, документальное, киноцитаты, анимация нескольких видов — классическая, бумажная перекладка, компьютерная. Но дело не в технологии, а в том, что в фильме сочетаются разнородные фактуры. Мне хотелось добиться главного — чтобы они сочетались органично, чтобы зритель не ерзал на стуле, когда после игрового эпизода идет анимационный фрагмент. Некоторые критики уже обозначили их как «анимационные вставки». (Я извиняюсь за нахальство — можно ли назвать лирические отступления в поэме «Мертвые души» или в «Евгении Онегине» вставками?). Все дело как раз в том, что это не вставки, а продолжение той же самой структуры, та же самая авторская речь, только облеченная в иную форму, высказанная на другом языке.
- Мировая премьера картины состоялась на международном фестивале в Роттердаме. Как ее восприняла европейская публика?
- Для меня было приятным сюрпризом, что на первом показе был полный зал и во время просмотра его никто не покинул, и, хотя сеанс начался в десять вечера, уже за полночь зрители остались для беседы, пытались что-то выяснить из того, что их взволновало или заинтересовало. Но и на два других сеанса билеты были распроданы настолько заблаговременно, что мне даже не удалось своих друзей, которые живут в Голландии, приткнуть хоть на приставные места. После каждого сеанса были встречи со зрителями. Но самое главное — это то, как зрители смотрели фильм. Во время одного из сеансов я присутствовал в зале и поражался тому, что зритель дышит синхронно с картиной, в тех же местах улыбается, в тех же — качает головой, ближе к концу фильма многие плакали… Я увидел такую реакцию, как будто в зале собралась моя семья, с которой я поделился чем-то сокровенным.
В глазах зрителей я видел, что они все понимают, даже, быть может, глубже, чем это мною было задумано. Но, как мне говорили, Роттердам — это один из лучших фестивалей авторского кино, воспитавший свою публику, которая съезжается не только из Голландии, не только из Европы, но и со всего мира. После роттердамского смотра мы получили приглашения показать картину на других фестивалях. Если бы в Москве и в России на фильм приходила бы такая публика, то счастью моему не было бы предела. И я уверен, что такая публика существует, вопрос в том, чтобы они друг друга нашли — фильм и зритель.
Беседовала Алиса СТРУКОВА
www.paradisegroup.ru/news/?event=1238575247
-
-
03.04.2010 в 22:49-
-
04.04.2010 в 11:31то-то я думаю, почему его уже давно можно везде скачать
спасибо, поправлю